Том 9. Новь. Повести и рассказы 1874-1877 - Страница 191

191

Ж. Вальбер (псевдоним Виктора Шербюлье?), автор статьи «Процесс Веры Засулич», опубликованной в журнале «Revue des Deux Mondes», подчеркнул духовную близость между Верой Засулич и Марианной в «Нови». «Иван Тургенев, — писал он, — предсказал Веру Засулич, когда он нарисовал героиню своей „Нови“; его Марианна Викентьевна поклялась принести себя в жертву русскому Молоху. Как и Марианна, Вера была несчастна не своим собственным несчастьем, она страдала за всех притесненных, за всех обездоленных, или, скорее, она не страдала, она негодовала, она возмущалась; ее раздражало одновременно собственное бессилие и довольство „спокойных, зажиточных, сытых“».

Вероятно, не без влияния «Нови» в конце 1870-х годов во Франции появилось немало произведений (чаще всего посредственных) о русских революционерах. «Не было той газеты, — вспоминал позднее М. О. Ашкинази, — которая бы не считала нужным посвятить „нигилистам“ ряд статей или напечатать фельетонный роман из жизни русских революционеров <…> во французской беллетристике появлялись самые несуразные романы вроде „Ivan le Nihiliste“ или „Les Vierges Russes“, где весь интерес заключался в замысловатой интриге, но сущность и причины движения, характеры лиц оставались непонятыми и изображались часто с самой превратной стороны» (Революционеры-семидесятники, с. 194).

Большой успех роман Тургенева имел в Германии.

В рецензии, посвященной «Нови» (Vossische Zeitung, 1877, № 161, 14 июля), указывалось, что в первой половине 1877 г. уже насчитывалось пять немецких переводов романа Тургенева. И действительно, вслед за первым переводом «Нови», появившимся на страницах «St.-Petersburger Zeitung», последовали переводы В. Ланге, Г. Ланкенау и др.

О публикации «Нови» в «St. Petersburger Zeitung» Тургенев договорился с редактором этой газеты Беренсом уже в конце 1876 г., еще до появления романа в «Вестнике Европы», и с этой целью просил Стасюлевича давать Беренсу корректурные листы «Вестника Европы» с публикацией романа (см. письмо к Стасюлевичу от 19 ноября (1 декабря) 1876 г.).

Тургенев дал резко отрицательную оценку этому переводу в письмах к Л. Пичу от 28 февраля (12 марта) 1877 г. и Ю. Шмидту от 18(30) марта 1877, г. «Немецкий перевод (в „St. Petersburger Zeitung“), хотя и авторизован, кишит ошибками, — писал Тургенев Ю. Шмидту. — Многое там и вовсе вывернуто наизнанку. Всюду общие места; описания природы все пошли к чёрту и не дают никакой картины».

В письме к Л. Пичу Тургенев заметил, что переводчик «пожалуй, и знает мертвый русский язык, который можно найти в лексиконах, но о живом языке у него очень слабое представление, и он перепрыгивает через то, чего не понимает».

«Новь» вызвала многочисленные отклики в немецкой печати, единодушно защищавшей роман Тургенева от несправедливых, с ее точки зрения, нападок русской критики и подчеркивавшей мировое значение творчества русского писателя. В связи с этим «Новое время» писало: «Немецкая печать вообще приняла к сердцу то несправедливое, по ее мнению, отношение, какое русская пресса выказала к Тургеневу по поводу последнего его романа, и уж не в первый раз приходится читать в немецких журналах хвалебные статьи нашему романисту, написанные как будто с целью разъяснить нам значение его в нашей и всемирной литературе и тем ярче выставить нашу неблагодарность. Такая защита, конечно, не нужна Тургеневу; как ни строго отнеслось к нему русское общество за его последний роман, оно все-таки продолжает считать его одним из своих лучших и любимых писателей и понимает значение его в литературе».

На появление тургеневского романа откликнулись писатели Бертольд Ауэрбах, Юлиан Шмидт и Пауль Линдау.

Немецкие критики указывали на сходство романа Тургенева с романом Ауэрбаха «Новая жизнь» («Neues Leben», 1851); этого вопроса Ауэрбах коснулся в своей статье. «Если герой и в моем романе и в „Нови“ княжеский сын, идущий в народ, и если он тоже учитель, тем не менее произведение Тургенева совершенно ново и свободно <…> я могу даже сказать, что роман Тургенева оканчивается именно там, где мой начинается». По словам Ауэрбаха, «прекрасная книга Тургенева производит потрясающе горькое впечатление». «Из „Нови“ мы с удивлением узнаем, — писал он далее, — то общество, которое замышляет ниспровергнуть государственный строй, так как создать нового оно не может <…> Юношеская мечтательность залетает вперед на целое столетие, она жаждет совершить подвиг и забывает, что век состоит из дней, часов и недель, медленно прокладывающих путь к целям. Смесь жалости и досады охватывает душу читателя, введенного в кружок русских агитаторов. Эта кипучая молодая сила — маленькая кучка юношей, идущая ощупью к цели, не умеющая даже ясно определить себе плана, что следует предпринять вслед за совершением революции, — и которая вместе с тем хочет поднять и повести за собой народ. И эту задачу, над разрешением которой трудятся все науки соединенными силами, вопрос, который составляет для всех мыслителей искомую величину, — эти дети предлагают осуществить немедленно самому народу». По мнению Ауэрбаха, Тургенев чувствовал необходимость противопоставить этому «неясному брожению» «образ чистого разума» в лице Соломина, который, однако, не удался писателю.

Ю. Шмидт, подобно другим европейским читателям «Нови», отметил сходство описанных в романе Тургенева событий с теми реальными событиями, о которых рассказали опубликованные в печати материалы «Процесса 50-ти». Хотя, по словам Шмидта, роман Тургенева не является изображением этого процесса, так как он был написан раньше, но «мотивирован он подобными происшествиями, которые почти везде повторяются в той же самой форме».

191