Том 9. Новь. Повести и рассказы 1874-1877 - Страница 189

189

Впоследствии «Новь» получила высокую оценку и в марксистской критике. Впрочем, и здесь трактовка романа не отличалась единством мнений. По словам В. В. Воровского, последний роман Тургенева с его центральной фигурой — типом Соломина — свидетельствовал о стремлении Тургенева «переступить» в своем творческом развитии «за черту дворянских, хотя бы и прогрессивно-дворянских интересов». «Соломин недооценен русской критикой, — отмечал Воровский. — Критика народнического лагеря считала этот тип надуманным, неестественным, ибо он не подходил к ее схеме <…> А между тем Соломин — подлинный представитель новой и молодой России, но России буржуазной, торгово-промышленной. Это — зарождавшийся в то время тип просвещенного коммерсанта, и Тургенев тонким чутьем уловил в нем прогрессивную силу, идущую на смену оскудевающему барству» (Воровский В. В. Сочинения. Л., 1931. Т. 2, с. 143–144). А. В. Луначарский писал о романе Тургенева: «„Новь“ бьет очень сильно старый мир, но в то же время беспощадно, хотя задумчиво и грустно, осуждает и народничество» (Луначарский А. В. Русская литература. М., 1947, с. 98). В интерпретации образа Соломина у Луначарского есть отличия от суждений Воровского. «Ясно, что это какой-то прообраз будущей буржуазии, умеренный и аккуратный гражданин», — писал Луначарский о Соломине. Но в то же время он утверждал, что «в таком типе, как Соломин <…> есть разные водоразделы», что в зависимости от социально-исторических условий Соломин мог «выйти и совсем на другой путь», не обязательно буржуазный. «Если мы начнем припоминать серию русских марксистов первого поколения, — писал Луначарский, — у которых марксизм был иногда убежищем, куда они удалялись, разочарованные в народническом утопизме, то увидим среди них много людей, которые напоминают Соломина <…> Он хочет схватить только то, что может схватить, но ждет большего. Перед ним расстилаются широкие горизонты» (там же, с. 97–98). Указывая на разнообразные потенциальные возможности соломинского типа, Луначарский в конце концов допускал, что в период революционных выступлений рабочего класса «из него мог бы выйти настоящий революционер» (там же, с. 98).

Сохранились высказывания о «Нови» многих писателей литераторов, современников Тургенева. Среди них наиболее примечательны отзывы Ф. М. Достоевского, M. E. Салтыкова-Щедрина. Н. А. Некрасова, Л. Н. Толстого, Н. П. Огарева и Н. С. Лескова.

Весьма сдержанный отзыв Достоевского о «Нови» был в конечном итоге обусловлен концепцией революционного движения, характерной для его романа «Бесы». «Художественное достоинство созданий Тургенева вне сомнения, — отмечал Достоевский. — Замечу лишь одно: на 92 странице романа <…> сверху страницы есть 15 или 20 строк, и в этих строках как бы концентрировалась, по-моему, вся мысль произведения, как бы выразился весь взгляд автора на свой предмет. К сожалению, этот взгляд совершенно ошибочен, и я с ним глубоко несогласен. Это несколько слов, сказанных автором по поводу одного лица романа, Соломина».

В февральском и особенно в мартовском выпусках «Дневника писателя» за 1877 год Достоевский отозвался также весьма сурово о стихотворении «Сон», помещенном во второй части (см. гл. XXX) тургеневской «Нови». Однако этот отзыв не следует воспринимать буквально. Дело в том, что некоторые изображения темных сторон русской народной жизни (пьянство и апатия, им порождаемая), характерные для этого стихотворения, были как бы предвосхищены Достоевским-публицистом еще в 1873 г. Подробнее об этом см. в статье: Батюто А. И. Достоевский и Тургенев в 1860-1870-е годы (только ли «история вражды»?). — Русская литература, 1979, № 1, с. 61–63. Некоторые суждения Достоевского-публициста о реализме и идеализме в искусстве, его недовольство В. В. Стасовым и молодым И. Е. Репиным, которые презрительно отзывались о Рафаэле и его живописи, также определенным образом перекликаются с соответствующими мотивами «Нови», см. ниже реальный комментарий, с. 545, 550–551.

Отзывы о «Нови» Салтыкова-Щедрина и Некрасова отличались резкостью выражений и отражали мнение редакции «Отечественных записок». 20 января (1 февраля) 1877 г. Салтыков-Щедрин писал А. Н. Энгельгардту: «…И. С. Тургенев написал роман „Новь“, который не производит даже сенсации, а просто изумление: до такой степени он глуп» (Салтыков-Щедрин, т. 19, с. 85). В письме к П. В. Анненкову от 17 февраля (1 марта) 1877 г. Щедрин назвал «Новь» романом «в высшей степени противным и неопрятным» (там же, с. 87), а в одном из мартовских писем к тому же адресату, отвечая на замечание Анненкова о том, что «в „Нови“ сквозит двоеверие», желчно резюмировал: «никто в этом не виноват, особенно ежели это двоеверие представить себе на степени двоемаловерия» (там же, с. 89). Даже в относительно более сдержанном письме к Анненкову от 15(27) марта 1877 г., упоминая о «процессе пятидесяти», Щедрин писал всё с той же горькой укоризной по адресу Тургенева и его «Нови»: «Я на процессе не был, а говорят — были замечательные речи подсудимых. В особенности одного крестьянина Алексеева и акушерки Бардиной. По-видимому, дело идет совсем не о водевиле с переодеваньем, как полагает Ив<ан> Серг<еевич>» (там же, с. 91). Некрасову, по словам А. Н. Пыпина, «понравилась» только первая часть романа; «выводимые лица нарисованы хорошо, — отмечал Некрасов, — но 2-ая часть плоха. Тургенев не достиг своей цели. Если он хотел показать нам, что направление юнош неудовлетворительно, — он не доказал; если хотел примирить с ними других — не успел; если хотел нарисовать объективную картину — она не удалась. Все-таки люди были крупнее <…> да и хождение в народ — недосказано, оно бывало не так глупо. Вообще скажу, — не говорите только приятелям Тургенева, я их не хочу огорчать, — скверный роман, хоть я до сих пор люблю Тургенева» (Лит Насл, т. 49–50, с. 192).

189