Том 9. Новь. Повести и рассказы 1874-1877 - Страница 179

179

Даже те персонажи, которые лишь вскользь упоминаются в романе, не придуманы писателем, а созданы им на основе реальных наблюдений. Так, например, для установления генеалогии Хавроньи Прыщовой, сатирическую характеристику которой дает Паклин в главе XXXVIII романа, важно письмо Тургенева к Анненкову от 13 (25) августа 1872 г. с высказыванием писателя об Е. В. Салиас. Прототипом Гараси, лучшего ученика крестьянской школы, послужил крестьянский мальчик Никита Гарасичев, ученик Спасской школы, в судьбе которого Тургенев принимал живое участие. «Кстати, что сделалось с умным мальчиком Никитой, которого я видел третьего года в школе и который такие делал успехи? Жив ли он — и продолжает ли хорошо учиться? И как идет вообще школа?» — спрашивал Тургенев Н. А. Кишинского 26 февраля (9 марта) 1876 г. И далее, получив от управляющего благоприятный ответ, снова вспомнил о мальчике в письме от 22 марта (3 апреля) 1876 г. «Мне приятно слышать, что Никита Гарасичев продолжает хорошо учиться и вести себя; прошу наблюдать за ним и оказывать ему всякое вспомоществование».

Образы Калломейцева и Сипягина носят в романе собирательный характер, что было замечено многими современниками. 13(25) февраля 1877 г. А. В. Головнин писал Н. В. Ханыкову: «Весь круг Сипягиных, Калломейцевых, болеславов при Закревских не простит ему выведенных на сцену образчиков их общества» (см.: Т, ПСС и П, Письма, т. XII, кн. 1, с. 542). С. К. Брюллова, посвятившая роману «Новь» большую статью, свидетельствующую о демократических взглядах ее автора, справедливо утверждала: «Мастерски, злостно и вместе юмористически очерченный образ Сипяг<ина> и Калломе<йцева> — это вызов всей партии покойной „Вести“, Каткова, Валуева с tutti quanti. Они уже прислали ему расписки в получении оплеухи, как некогда хотели послать после „Дыма“».

Сопоставление суждений Калломейцева в романе с некоторыми статьями «Московских ведомостей» позволяет сделать вывод о близости идей, проповедуемых Калломейцевым, к воззрениям М. Н. Каткова и его единомышленников. Так, например, в главах VI и IX Калломейцев говорит о том, что он «нигилистам запретил бы даже думать о школах», заводил бы школы только «под руководством духовенства — и с надзором за духовенством» (с. 168) и что народу «лучше <…> знать пифика или строфокамила, чем какого-нибудь Прудона или даже Адама Смита!» (с. 187).

Разоблачение в романе реакционных воззрений Калломейцева в области образования не случайно. В 1871 г. в России была проведена школьная реформа, которая отдавала предпочтение классическому образованию в ущерб реальному, фактически закрывала доступ в университеты воспитанникам реальных училищ и преследовала скрытую цель отвлечения учащейся молодежи от революционной борьбы с самодержавием. Катков явился одним из вдохновителей этой реформы (см. его выступления в «Московских ведомостях» за 1869–1871 гг.).

Тургенев отрицательно относился к реформе средней школы; он считал, что «классическое, как и реальное, образование должно быть одинаково доступно, свободно — и пользоваться одинаковыми правами». В письме к Стасюлевичу от 6(18) ноября 1871 г., откликаясь на его статью, направленную против Каткова в защиту реального образования, Тургенев воскликнул: «Читал я в „С.-П<етер>-б<ург>ских в<едомостях>“ Вашу отповедь гнусному Каткову: до чего дошел этот человек! <…> ничего нет бесстыднее ренегата, который махнул рукой на всё!» О связи высказываний Калломейцева об образовании с подготавливаемой реформой свидетельствует один из вариантов чернового автографа романа: иронической реплике Калломейцева в адрес Марианны: «Для того, чтобы учить крестьянских девочек азбуке, — нужна подготовка?» — в черновом автографе соответствует фраза: «Для крестьянских девочек тоже требуются классические языки?»

Калломейцев живо напоминает Каткова также своим стремлением везде выискивать нигилистов и «красных». Характерна в этом отношении глава XIV романа, в которой Калломейцев рассказывает об убийстве в Белграде сербского князя Обреновича: «До чего, наконец, дойдут эти якобинцы и революционеры, если им не положат твердый предел!» Фраза: «…Калломейцев от заграничных якобинцев обратился к доморощенным нигилистам и социалистам» в черновом автографе первоначально заканчивалась словами: «…обратился к доморощенным нигилистам и интерн<ационалистам>». Частые нападки на Интернационал (по терминологии Каткова «Интернационалка») в 1871 г. были особенно характерны для Каткова и «Московских ведомостей».

Катков мечтал о создании в России сильного поместного дворянства, приспособившегося к капиталистическим условиям, типа английского landed gentry, с которым связывал идею будущего прогресса страны. Биограф M. H. Каткова С. Неведенский (С. Г. Щегловитов) писал по этому поводу следующее: «…Катков уже в середине 1858 года высказывает в одном из политических обозрений горячий панегирик строю английской государственной жизни. <…> Его заветной мечтой было положить в основание обновлявшегося строя русской жизни твердый и способный к самоуправлению класс землевладельцев, наподобие английского». Далее, комментируя высказывание Каткова о том, что главенствующую роль в земстве должно занимать крупное поместное дворянство, С. Неведенский замечает: «Ему, в сущности, хотелось вызвать к жизни крепко сплоченный союз землевладельцев наподобие английского джентри…». В романе носителем этой идеи выступает Калломейцев. В главах XXIII и XXIV описаны споры Соломина с Калломейцевым и Сипягиным о буржуазных начинаниях русского дворянства и его роли в русском обществе пореформенного периода, об английском landed gentry и возможности его создания в России. Соломин отрицает прогрессивную роль дворянства в новых социально-экономических условиях, он называет дворян «чиновниками» и «чужаками» и замечает, что «промышленные заведения — не дворянское дело», а дворяне мастера «заводить собственные кабаки да променные мелочные лавочки, да ссужать мужичков хлебом и деньгами за сто и за полтораста процентов» (с. 278–279). По поводу создания в России landed gentry Соломин замечает Калломейцеву, что «и желать-то этого не стоит», так как через двадцать — тридцать лет поместного дворянства вообще не будет, а «земля будет принадлежать владельцам — без разбора происхождения» (с. 283).

179