Том 9. Новь. Повести и рассказы 1874-1877 - Страница 110

110

— Куда же вы едете?

— А далеко отсюда. (Она отправлялась, собственно, в Женеву, но не хотела сказать это Соломину. Она его находила не совсем надежным, да и «чужая» сидела тут. Машурину, которая едва знала по-немецки, посылали в Женеву для того, чтобы вручить там неизвестному ей лицу половину куска картона с нарисованной виноградной веткой и 279 рублей серебром.)

— А Остродумов где? С вами?

— Нет. Он тут близко… застрял. Да этот отзовется. Пимен — не пропадет. Беспокоиться нечего.

— Вы как сюда приехали?

— На телеге… А то как? Дайте-ка еще спичку…

Соломин подал ей зажженную спичку…

— Василий Федотыч! — прошептал вдруг чей-то голос из-за двери. — Пожалуйте!

— Кто там? Чего нужно?

— Пожалуйте, — повторил голос внушительно и настойчиво. — Тут пришли чужие работники, чтой-то толкуют; а Павла Егорыча нету.

Соломин извинился, встал и вышел.

Машурина принялась глядеть на Марианну и глядела долго, так что той неловко стало.

— Простите меня, — промолвила она вдруг своим грубым, отрывистым голосом, — я простая, не умею… этак. Не сердитесь; коли хотите — не отвечайте. Вы та девица, что ушла от Сипягиных?

Марианна несколько изумилась, однако промолвила:

— Я.

— С Неждановым?

— Ну да.

— Позвольте… дайте мне руку. Простите меня, пожалуйста. Вы, стало быть, хорошая, коли он полюбил вас.

Марианна пожала руку Машуриной.

— А вы коротко знаете Нежданова?

— Я его знаю. Я в Петербурге его видала. Оттого-то я и говорю. Сергей Михайлыч тоже мне сказывал…

— Ах, Маркелов! Вы его недавно видели?

— Недавно. Теперь он ушел.

— Куда?

— Куда приказано.

Марианна вздохнула.

— Ах, госпожа Машурина, я боюсь за него.

— Во-первых, что я за госпожа? Эти манеры бросить надо. А во-вторых… вы говорите: «я боюсь». И это тоже не годится. За себя не будешь бояться — и за других перестанешь. Ни думать о себе, ни бояться за себя — не надо вовсе. Вот что разве… вот что мне приходит в голову: мне, Фекле Машуриной, легко этак говорить. Я дурна собою. А ведь вы… вы красавица. Стало быть, это вам все труднее. (Марианна потупилась и отвернулась.) Мне Сергей Михайлыч говорил… Он знал, что у меня есть письмо к Нежданову… «Не ходи ты на фабрику, — говорил он мне, — не носи письма; оно там все взбудоражит. Оставь! Они там оба счастливы… Так пусть их! Не мешай!» Я бы рада не мешать… да как быть с письмом?

— Надо отдать его непременно, — подхватила Марианна. — Но только какой же он добрый, Сергей Михайлович! Неужели он погибнет, Машурина… или в Сибирь пойдет?

— Что ж? Из Сибири-то разве не уходят? А жизнь потерять?! Кому она сладка, кому горька. Его-то жизнь — тоже не рафинад.

Машурина снова взглянула на Марианну пристально и пытливо.

— А точно, красавица вы, — воскликнула она наконец, — настоящая птичка! Я уж думаю: Алексей не идет… Не отдать ли вам письмо? Чего ждать?

— Я ему передам, будьте уверены.

Машурина подперла щеку одной рукой и долго, долго молчала.

— Скажите, — начала она… — извините меня… вы очень его любите?

— Да.

Машурина встряхнула своей тяжелой головой.

— Ну, а о том и спрашивать нечего — любит ли он вас! Я, однако, уеду, а то запоздаю, пожалуй. Вы ему скажите, что я была здесь… кланялась ему. Скажите: была Машурина. Вы моего имени не забудете? Нет? Машурина. А письмо… Постой, куда же это я его сунула?

Машурина встала, отвернулась, делая вид, что шарит у себя в карманах, а между тем быстро поднесла ко рту маленькую свернутую бумажку и проглотила ее.

— Ай, батюшки! Вот глупость-то! Неужто ж я его обронила? Обронила и есть. Ай, беда! Не нашел бы кто… Нету; нигде нету. Вот и вышло так, как желал Сергей Михайлыч!

— Поищите еще, — шепнула Марианна.

Машурина махнула рукой.

— Нет! Что искать! Потеряла!

Марианна пододвинулась к ней.

— Ну, так поцелуйте меня!

Машурина вдруг обняла Марианну и с неженской силой прижала ее к своей груди.

— Ни для кого бы я этого не сделала, — проговорила она глухо, — против совести… в первый раз! Скажите ему, чтобы он был осторожнее… И вы тоже. Смотрите! Здесь скоро всем худо будет, очень худо. Уходите-ка оба, пока… Прощайте! — прибавила она громко и резко. — Да вот еще что… скажите ему… Нет, ничего не надо. Ничего.

Машурина ушла, стукнув дверью, а Марианна осталась в раздумье посреди комнаты.

— Что это такое? — промолвила она наконец, — ведь эта женщина больше его любит, чем я его люблю! И что значат ее намеки! И отчего Соломин вдруг ушел и не возвращается?

Она начала ходить взад и вперед. Странное чувство — смесь испуга, и досады, и изумления — овладело ею. Зачем она не пошла с Неждановым? Соломин ее отговорил… но где же он сам? И что такое происходит кругом? Машурина, конечно, из участия к Нежданову не передала ей того опасного письма… Но как могла она решиться на такое непослушание? Хотела показать свое великодушие? С какого права? И почему она, Марианна, была так тронута этим поступком? Да и была ли она тронута? Некрасивая женщина интересуется молодым человеком… В сущности — что же в этом необыкновенного? И почему Машурина предполагает, что привязанность Марианны к Нежданову сильнее чувства долга? Может быть, Марианна вовсе не требовала этой жертвы? И что могло заключаться в том письме? Призыв к немедленной деятельности? Так что ж!!

«А Маркелов? Он в опасности… а мы-то что делаем? Маркелов щадит нас обоих, дает нам возможность быть счастливыми, не разлучает нас… что это? Тоже великодушие… или презрение?

110